– Послушайте, – обратился Фауст к своейспутнице, – давайте поговорим как два разумных человека. Число ролей, вкоторых могут выступать мужчина и женщина, в нашем мире, к сожалению, оченьограничено. Мне, например, выпала роль профессора, хотя должен вам признаться,она мне не очень-то нравится. И знаете, если уж быть до конца откровенным, ячувствую себя крайне неловко с властными женщинами. Я больше люблю простыхдевушек – птичниц, цветочниц… Но обладать вами – это большая удача, пределмечтаний каждого мужчины, и поэтому я вынужден проводить время в вашемобществе, хотя мне это не очень приятно. Как видите, я поступаюсь своимиличными желаниями ради цели, которую я преследую. Итак, с моею ролью покончено.Перейдем к вашей. Что касается вас, то по воле Рока, Случая или, скажем, ещекаких-то могучих сил, вам досталась роль первой красавицы в мире, за обладаниекоторой состязались многие славные мужи. О вас сложены легенды. Вы слыветесамой обольстительной женщиной. Большего, кажется, и желать нельзя. Многиеженщины все что угодно отдали бы за то, чтобы променять свою жизнь на жизньЕлены Троянской. У вас прекрасная роль – благодаря ей память о вас осталасьжить в веках. Даже если вам не по душе такая участь, не благоразумнее ли былобы смириться с нею и постараться не ударить в грязь лицом?

Елена задумалась.

– Что ж, Фауст, – сказала она, подумав, – выговорите складно, и, что самое главное, говорите искренне. Я не скрою от вастого, что думаю. Мне кажется, что вы мне совсем не пара. Судите сами, о Еленезнают все, а кто знает о Фаусте?

– Я ведь из будущего, не забывайте, – ответил ейФауст. – Вы не можете знать обо мне, так как в ваше время легенды одокторе Фаусте еще не существовало. Однако даю вам слово, что моя слава ничутьне меньше вашей. В вашем мире подростки и юноши наверняка мечтали стать такимиже прославленными героями, как, например Одиссей или Ахиллес. В нашу эпоху людипреклоняются перед фаустовским идеалом.

– Не могли бы вы мне кратко рассказать, в чемзаключается этот идеал?

– Как ни трудно выразить словами неповторимую сущностьчеловека, я все же попытаюсь это сделать. Скажем так: Фауст – тот, ктонаходится в поисках истины, никогда не останавливаясь на достигнутом. Конечно,на самом деле Фауст – нечто неизмеримо большее, чем просто борец засправедливость или знаменитый ученый, но, кажется, мне удалось передатьосновную черту его характера.

– Нечто вроде нового Прометея? – спросила Елена.

– Почти так, прекрасная Елена, – ответил Фауст,посмеиваясь. – Но между Фаустом и Прометеем существует огромная разница.Прометей окончил свой век на мрачной скале, к которой он был прикованнесокрушимыми цепями, и каждый день Зевесов орел прилетал на эту скалу, чтобытерзать печень героя своим острым клювом, причиняя ему нестерпимые страдания.Фаусту же удалось сбросить с себя те оковы, которые налагают на смертныхпространство и время. Он совершает удивительные путешествия во времени,посещает далекие страны – не без некоторой помощи своих друзей, конечно. В этомзаключается главное различие между древним Прометеем и современным Фаустом.

Елена хмыкнула:

– Стоило лишь завести разговор о роли Фауста в истории– и вас не унять. Интересно было бы поглядеть, так ли уж вы ловки на дела, какна разговоры.

Фауст почувствовал, как долго сдерживаемое раздражениезаклокотало в нем, словно кипяток в плотно прикрытом крышкой горшке. Усилиемволи он заставил себя принять равнодушный вид, ничем не показывая, насколькослова этой женщины задевают его.

– Что ж, приступайте к делу, Фауст, – продолжалаЕлена. – Признаюсь, мне любопытно поглядеть, что за новый миф высобираетесь сотворить. Не могли бы вы рассказать мне о нем хотя бы вкратце, разуж мне придется путешествовать вместе с вами? Каковы ваши планы?

– Для начала я собираюсь уплыть отсюда, – сказалФауст. – Харон! Готова ли ладья?

– А у вас есть Заклинание Перемещения?

– Вот оно!

Фауст передал пакет перевозчику мертвых. Харон осторожнопровел рукой по внешней обшивке борта лодки. Найдя неширокую щель, он засунулпакет между досками. Фауст взмахнул руками и произнес слова, необходимые, чтобыпривести заклинание в действие. Посередине судна возник джинн весьма среднегороста, показавшийся непривычным к подобным зрелищам пассажирам огромным истрашным. Джинн отпустил лини и исчез из виду. Ладья вздрогнула и качнулась наволнах, затем окуталась густым облаком едкого дыма. Дым был зеленоватого исерого цвета; по краям облако отсвечивало золотисто-желтым, и из неговырывались тонкие струйки пара, похожие на закручивающиеся усики ползучихрастений. Заклинание Перемещения сработало, и лодка рывком двинулась с места.

Если бы в этот момент на берегу находился постороннийнаблюдатель, знающий толк в алхимии, он мог бы сказать, что зеленовато-серыеоблака дыма – признак не Заклинания Перемещения, а, скорее, неправильноподействовавшего Заклинания Движения. Внимательно наблюдая за ладьей, можнобыло заметить отклонение от правильного курса – это также было плохимпризнаком. Что-то было совсем не так, как должно быть; сторонний наблюдательмог бы сказать, что дела у путешественников в ладье идут весьма скверно. И,рассудив так, он был бы весьма недалек от истины.

Мак шел по дороге, с обеих сторон обсаженной высокимистройными тополями. Одолев некрутой подъем, он увидал остроконечные шпилисоборов и крыши домов. Перед ним открывалась панорама прекрасного города. Деньвыдался солнечный и теплый, и горожанам не сиделось дома. Они гуляли парами инебольшими группами. Мак заметил, что костюмы мужчин мало отличались отповседневной одежды состоятельных краковчан – чулки, блузы, жакеты, невысокиесапожки и башмаки из мягкой кожи – все это было привычно для Мака; вот разветолько тонкая вышивка и яркие цвета тканей ничуть не напоминали краковскийстиль. Оглядев себя, Мак увидел, что Мефистофель приказал одеть его в такой жеточно манере. Не задерживаясь дольше, чтобы полюбоваться на город издали, онзашагал прямо к воротам. Ему не терпелось узнать, что представляет собоюФлоренция.